http://gilliland.livejournal.com/325320.htmlГавриил Романович Державин очень любил государственную службу. Адмнистратором он был довольно посредственным, но отважным. Думаю, что под влиянием жены (португальской поданной) Гавриил Романович мог забывать некоторую свою застенчивость и начать метать перуны в разрешённые цели.
И вот дослужился наш пиит до поста министра юстиции Российской империи. Государственный муж, способный мановением длани разогнать тучи злонравия и беззаконния над стадающим отечеством, казённая квартира, жалование, дрова, мундир с золотым шитьём, министерское жалование... Одних помощников со столоначальниками батальон засел по кабинетикам, ловя немолодое министерское дыхание. Юстиция для России в то время была, конечно инновацией. Что с ней делать никто решительно не понимал, куда её применить, присобачить в какую часть? Соображения имелись самые причудливые.
А на претсоле сидел сущий ангел, кротостью своей смиряющий непокорные сердца.
Встречи ангела и пиита по делам юстиции были похожи на свидание Штирлица со своей привезённой из СССР женой. Глаза в глаза, скорбь от того, что нельзя заключить друг друга в объятия, молчание и полное непонимание окружающими, а что это тут, сосбственно происходит? Что за визуальное соитие? Что за романтика такая?! Для отвода корыстных глаз придворных приходилось всё ж иногда беседовать. Про заграничные порядки, про то, как бы всё нам так устроить, изловчиться эдак, чтобы вокруг была благодать божия. В этом деле обоим равных не было: помечтать на кушетке о вольности, дарованной трудолюбивым и трезвым хлебопашцам, кои, сметая красивые полновесные снопы пшеницы, приличными песнями на слова министра юстиции Державина славили бы наступивший златой век изобильного счастья и ликвидации произвола.
Всё было бы совсем хорошо: кушетка, седой поэт, красивый монарх, проекты, из-за портьер ввглядывают вольнолюбивые товарищи государя, всем видом выражая сочувствие изнурительной государственной работе. Но у русского народа есть скверная привычка жаловаться. И не так что бы по столу кулаком, сметая миски в трактире, а, к сожалению, в письменном виде. И эти жалобы надо было в министерстве учитывать, делать из них конспекты, присваивать входящие номера, давать ход. Скука.
Со скукой бы министр справился, но государь притомился читать всякие ужасы в стиле Кинга про реальную жизнь.
Например, дворянство Дмитровского уезда избрало себе уездного предводителя. Новый уездный предводитель дворянства по фамилии Тютчев находился под судом и "под строгим присмотром как губернского предводителя дворянства, так и полиции". Лидера уездного дворянства обвиняли в краже у помещика Жекулина борзых собак, причинении побоев священнику, в порубке чужих лесов, в набегах на соседних помещиков с целью грабежа и всяком таком по мелочи. Содержал Тютчев притон разврата, владел питейным заведением, где торговал самогонным алкоголем, организовал себе банду из беглых крестьян и дезертиров, руководил этим преступным сообществом и скучать никому не давал. На Тютчева подали жалобу. Сам губернатор отказался его утверждать в почётной должности уездного предводителя и грозно встал из-за стола, надевая боевую фуражку.
Губернатор вместе с воинским начальником начали ловить тютчевскую шайку: засады, перестрелки в ельнике, ночные вылазки. Казалось бы, всё! Государство навалилось на помещика Тютчева и ему наступает полный конец, раскаяние и высылка в Якутстк. Ага.. Тютчев, пока его партизаны держали лесную оборону, объехал поадресно всех жалобщиков. Неспешно входил в залу, где мышино притаился кляузник, обводил взглядом ценные предметы и спрашивал негромким выразительным голосом, взводя пистолетные курки: "Есть ли предел человеческому коварству? Ты зачем же на меня жаловался, любезное мне сердце? Неужели хочешь увидеть меня в моём истинном обличье?! Ты вот что, ты давай исправляй положение - пиши сейчас же бумагу, что меня ты оклеветал, находясь в помрачении! Отпиши до тонкостей, какой я славный человек и прекрасный сосед, чтоб в Петербурге всех вштырило от несправедливостей, чинимых надо мной этим губернатором и его коррумпированной шайкой!"
Вытирая под собой натёкшее батистом, хозяин чистосердечно писал на заготовленной заранее бумаге, что всё - ошибка! Тютчев-прекрасен!"
С ворохом подобных од Тютчев отправился в Петербург, искать справедливости. А к переметнувшимся жалобщикам приезжал уже впавший в азарт губернатор с воинской командой, вытряхивая из волос лесной хлам ночных засад и выковыривая сучки из неожиданных на теле мест. С привычным батистом двурушный хозяин встречал новых гостей. Губернатор и воинский начальник, пока их команда отлавливала по двору пропущенных Тютчевым кур и поросят, подступали к изменнику и, держа за грудки, спрашивали о причине столь итальянской непоследовательности действий. Например, зажали они в углу помещика Аненнкова, кстати говоря, действительного статского советника, тот и запричитал, что отказать Тютчеву не мог , потому как это было бы невежливо, бумагу о том, что Тютчев хороший, да, подписал, но очень просит, чтобы Тютчева скорее арестовали и не выбирали в уездные предводители благородного сословия, потму что Тютчев этот -изверг и антихрист, а бумагу в Петербург подписал,да, не отрицаю, из вежливости. Вот так и резвились всем уездом.
Так что сказки про скучную провинциальную жизнь в России следует отмести. Жизнь в российской провинции ждёт ещё своего Серджо Леоне или даже Тарантино с Гаем Ричи.
Да бог с ним с Тютчевым, его потом зарезали по случайности в Тамбове, когда он у уланского офицера семь купленных для полка коней увёл.
Вернёмся к Алесандру и Державину.
Немного утомившись от мечтаний, Алесандр "попросил" своего министра юстиции навести порядок в Калужской губернии. Все материалы против калужского губернатора были собраны, злоупотребления доказаны, давай, государь, отлучай губернатора Лопухина от должности сециальным указом. Но это ведь так неизящно... Скажут вот, царя себе нашли, а он губернаторов снимает! Нет! Александр решился на отважный шаг: послать снимать губернатора министра юстиции и поэта Г.Р. Державина (1743 года рождения). К моменту разговора с Александром пииту было под 60-ть лет, он страдал всеми возможными недугами, включая неизбежный простатит, подагру и наклонность к апоплескии.
-Позжай, Державин! Наведи порядок в Калуге! Я же займусь делами иного свойства: составлением проекта преобразования государственного управления.
-Но, Ваше Величество, смена губернаторов не входит в полномочия министра юстиции, это будет нарушением законов и порядков" - ответил Гавриил Романович, переминаясь на распухших ногах. Как и всякий простодушный человек, Державин мнил себя гением изворотливости и коварства. Чем крыть-то будешь, государь, посылаешь главного и очень болензненного законника творить беззаконие, а? Саш, что молчишь?!
Но Александру Павловичу учиться особенно не надо было всяким хитростям. Его бабушка воспитывала, у него за стеной папу душили-убивали. Супротив этих козырей, что у Державина на руках?!
-Так ты не хочешь мне повиноваться? - ласково улыбаясь спросил император, приятно склонив голову несколько набок, как это делают кавалеры, приглашая на мазурку обомлевшую дуру.
Ход за поэтом.
-Так сумейте меня защитить, Ваше Величество! Ваш родитель доверял своим боярам, а чем все закончилось? А я кто? Вы, Ваше Величество, учтите, что в Калуге очень много опасных и влиятельных лиц, которые меня могут уничтожить! Там же очень опасно!
Скозырей, ничего не скажешь. Император несколько сбавил накал добродушия и произнёс:
-Поезжай тогда, Гавриил Романович, раз ты так осторожен в выполении моих приказов, секретно! Тайно поезжай!
Красиво! Как по нотам, что на клавесине раскрыты с присевшей на уголке бабочкой. Охраны не будет тебе, старый ты дурак, поезжай секретно, чуть ли не с привязанной бородой... понял? Почти что бывший министр юстиции! Бороду в руки, кругом и марш-марш, сеять долгожданные семена правды в тучные пажити наших скотопитательных угодий Калужской губернии.
Выезжал Державин в Калугу под старшным секретом. Снабженный как пастор Шлаг легендой, составленной самим царём. Едешь ты, Гавриила Романович, как бы в отпуск, на лечение. Вздыхать полной грудью волшебство луговых ароматов. При себе иметь: доносы (анонимные и секретные) на дикие злоупотребления губернатора Лопухина. При опасности попадания сих доносов в чужие руки принять меры к их уничтожению. Хоть жуй их! Выдаю так же 3000 рублей ( с припиской "для начала"). Сопровождать тебя будут два человека: служащий канцелярии Сената Соломка и еще "один по вашему усмотрению. О выезде Соломки дадите знать начальству его позже, а второму посулите пристойное жалование". Экипажи выбирать скромные, стараясь объезжать почтовые станции, не заезжая, впрочем, в имения.
Ладно ещё император яду не выдал поэту Державину, чтобы тот успел его принять, давясь секретными доносами в случае необходимости. Я бы выдал яду. А Соломке дал бы ещё пистолет для верности принятия Державиным отравы. Натуры поэтические, к серьёзным делам по снятию калужских губернаторов не имеют пока привычки. Может дрогнуть министр!
Но самым главным я бы сделал того, тайного, третьего, вроде случайно нанятого за "пристойное жалование". Этому я доверил бы ликвидацию уже самого Соломки (Соломку бы заключил в безжизненные объятия министра юстиции в положении неистового поцелуя). потом "третий" поджог бы экипаж, убил лошадей и подбрасил ложные улики, наводящие в сторону Альбиона (портрет Георга III, британский флаг, деревянную ногу и две бутылки джина).
В дороге обалдевшему Державину, передвигающемуся секретными тропами, доставляли секретные депеши от неистового Александра Павловича.
"Направляю вам доносы, анонимная форма которых не позволяет действовать мне по монаршьи явно. Но сердце моё содрагается об известиях о мздоимстве известного лица. Предписываю вам узнать сначала мнение народа, затем прислать извлечение из этих мнений мне по известному адресу..."
Жуя печёную картошку на поляне, лупя куриное яичко об эфес, вздрагивая от криков сов и воя вурдалаков, кавалер и министр читал всё новые послания от царственного властелина, внушающие членам экспедиции все больше и больше оптимизма:
"Принимаю доносы на вас от губернатора Лопухина, хотя и не должен".
Это значит операция раскрыта! Можно разворачивать оглобли. Но:
"Уверен, что вы умеренностью вашей отнимите способы на столь нелепые притязания на ваш счёт".
Вот так. Вот тебе, Гаврила и охрана, и секретность и изучение общественного мнения.
Не передать словами оживление среди калужских помещиков, когда из кустов стал выезжать сам Державин с Соломкой и танственным "третьим". Ладно бы маститый старик начинал бы, вздымая руки, на подходе к дому читать свои "Гром победы раздавайся!" или там моё любимое:
"Река времён в своём стремленьиУносит все дела людейИ топит в пропасти забвеньяНароды, царства и царей.А если что и остаётсяЧрез звуки лиры и трубы,То вечности жерлом пожрётсяИ общей не уйдёт судьбы"...
Нет, заросший министр приступал к изучению общественного мнения по поводу злодеяний губернатора Лопухина. Входил в покои, смущенно спрашивал "как дела? на что жалуйтесь? почерк ваш узнаёте?" Помещики, разумеется, впадали в ступор. Это как мне бы в дверь постучала великая поэт Вера Полозкова и предложила купить пылесос "Кибри", хлопая свои натруженным портмоне. Или даже выпивший Шойгу с разводным ключом, по старой памяти, начал бы свинчивать муфты с нашей поселковой трубы, сурово шля всех в адрес, Или Чубайс в когтях орла полез бы на электрический столб, найдя применение наконец, своему возвышенному выражению лица.
Короче губерния взбурлила. По окрестностям шатается министр с папкой и записывает мнения и жалобы. причём всё делает под страшным секретом. Ест всухомятку, спит в тарантасе, живёт по лесам. А при нём два палача: Гога и Магога.
При въезде в Калугу министра было не узнать. Особенно его перестали узнавать, когда он прочёл настигнувшую его последнюю царскую депешу:
"Объявите губернатору Лопухину, чтобы он сдал свою должность вице-губернатору, а затем будьте осторожны! Александр".
А ожидать от губернатора Калуги Дмитрия Ардалионовича Лопухина можно было чоень многого. При Павле он был мовсковским губернатором. Мама у Ардалионовича была Волконская, жена - Шереметева. Сам он был губернатором деятельым: проиграл в карты 20.000 рублей Ивану Николаевичу Гончарову, вексель на проигранные деньги порвал, да ещё и 3. 000 взял наличными у Ивана Николаевича "просто так". Помещик Хитрово взял и убил своего родного брата. Убил не сам, конечно, а попросил знающего человнека. После убийства "знающий человек" занёс Дмитрию Ардалионовичу 7.500 рублей и дело было прекращено. Отобрал Лопухин у помещицы одной имение и продал его своему городничему Батурину.
Любил Лопухин и простые шутки. Пьяный бродил по Калуге и бросал камни в окна обывателей. Один раз промашка вышла ужасная. Угодил камнем в окно одному из самих Демидовых, который владел двумя чугоплавильными заводами мирового уровня производства. Вот все эти убийства, мошенничество, разорения оказались в сравнении с демидовским окном пустяками. Демидов первым написал донос на Лопухина в столицу. Остальные же дворяне просто смотрели, как губернатор срёт в их заботливые ладони и улыбались.
Лопухин, помня о проделках юности Державина, написал ответное обвинительное письмо, в котором прямо говорилось, что поэт Державин запытал до смерти в подземелье одного из фигурпантов дела: того самого Гончарова, вексель которого Лопухин самолично уничтожил.
Секретного сыщика Державина немедленно отозвали в столицу. Ничего себе, человека запытал! Государь встретил своего агента очень ласково, обнял его и немедленно составил особую комиссию по расследованию деятельности Державина. Четыре месяца старичка-министра мытарили брат посла в Лондоне Воронцов, Валерьян Зубов (тот самый) и сын фельдмаршала Румянцева. Запытал? А?! Нет?! А кто запытал?! Чего молчишь?!
Поездка, короче говоря, Державину удалась! Съездил, укрепил здоровье, попробовал себе в работе секретного агента императорского сыска с особыми полномочиями. По некоторым причинам Державина всё же оправдали. Правда, в отставку пришлось уйти. Ещё отделался легко. А вот Лопухину припомнили всё: и взятки, и покрытие убийства, и рейдерские захваты имений, и то, что камни швырял, и то что пил беспробудно, и то, что в губернском правлении верхом на священнике катался, а в зал благородного собрания во время торжества привёл проститутку и там, значит, ее...по этой части использовал среди гимнов.
Возбудили уголовное дело! Шло оно 17 лет. 17 долгих лет следствие изобличало распутного бывшего губернатора. Правда, последние шесть лет следствие шло уже при том, что Лопухин помер своей смертью. Но маховик правосудия неостановим. В 1819 году Лопухина оправдали. Но строго указали в оправдательном приговоре покойнику: "Лопухина не определять к должностям!" Вот. По сусалам его!
Оправдания Лопухина Державин не дождался. Я счиатю, что с сожалению.Я связь миров повсюду сущих,Я крайня степень вещества;Я средоточие живущих,Черта начальна божества;Я телом в прахе истлеваю,Умом громам повелеваю,Я царь — я раб — я червь — я бог!Но, будучи я столь чудесен,Отколе происшёл? — безвестен: